Радость вчерашнего дня была омрачена этим ранним солнечным утром. Глава семейства Герман встал немного раньше обычного, подошел к «красному углу» комнаты, где на угловой полочке размещались несколько икон и розово-алая лампадка, перекрестился и прочитал положенные молитвы.

Затем сел на стул и, задумавшись, стал планировать сегодняшний Богом данный день. Первым делом он намеревался зайти в банк и заплатить положенный взнос по кредиту, который семейство получило полгода назад и смогло удачно и недорого купить дом в этом небольшом чистом и уютном южном городке. Теперь каждое начало месяца приходилось отмечать приходом в отделение московского банка и внесением в кассу довольно ощутимой для бюджета семьи суммы. Однако вчера появилась возможность досрочно рассчитаться с этими прожорливыми кредиторами и выплатить им сразу всю оставшуюся часть долга.

— Надо еще раз пересчитать деньги, которые вчера в виде зарплаты и премии за добросовестное выполнение проектных работ вручил в конверте Сан Саныч, — решил Герман и выдвинул ящик комода, в котором обычно хранились их семейные доходы и сбережения.

Повернул фигурный ключик, потянул за него на себя и вдруг обмер от парализовавшей мозг и тело неожиданности. Он закрыл и снова открыл глаза, но ничего не изменилось. Там, где вчера лежала перетянутая розовой резинкой пачка денег, было пусто…

Капли холодного пота покрыли лоб, а по спине забегали неприятные колючие мурашки.

— Может быть, это мне снится, — родилось наконец в голове Германа, и он вспомнил, как проверяют себя в этом случае люди. Больно ущипнув себя за руку, он убедился: все, что творится в их доме, происходит наяву.

Несгибающиеся ноги донесли до того же стула, где сидел несколько минут назад. Мужчина уселся, уперся локтями в край стола, положил голову на свои сжатые кулаки и стал думать…

Перед глазами, как в замедленном кино, замелькали кадры, отображающие картинки вчерашнего радостного дня. Вот он жмет протянутую сильную теплую руку Саныча, как называли в коллективе начальника, благодарит его за доброе к себе отношение и, положив конверт во внутренний карман куртки, застегнув его на молнию, выходит на вечернюю улицу весеннего, благоухающего сиренью и магнолиями, города. Следом вышел и Сергей — коллега Германа, который предложил подвести до дома на своей «Тойоте». Герман сел на сиденье рядом с водителем, незаметно провел рукой по разбухшему карману и пристегнулся ремнем безопасности. Через двадцать минут он уже входил в калитку своего двора. Марины еще не было. Наверное, забрав из садика Софийку, решила зайти в расположенный по дороге домой «Магнит» и купить продуктов, чтобы вкусно покормить своего добытчика, который, конечно же, успел позвонить и поделиться с женой своей неожиданной радостью. Пройдя в комнату, Герман открыл ящик старинного, доставшегося от родителей и реставрированного им резного комода ручной работы и, точно это помнит, положил деньги вместе с пакетом в правый угол ящика.

Повернув ключ, он погладил это теплое, хранящее прикосновение рук не одного поколения людей, дерево и пошел прибивать крышу к кормушке для птичек, которую конструировали с дочкой накануне.

За этим занятием и застали его «девочки», как любовно называл Герман жену и дочь.

Радостный вечер прошел, как всегда, в ответах на тысячу одно Софийкино «Почему?», долгом ужине за семейным столом, домашних делах, а потом разбрелись по разным комнатам. Он включил свой компьютер, надел наушники и начал просмотр видеороликов по ландшафтному дизайну и конструированию современного жилища, чтобы получить знания, необходимые для работы. Марина устроилась за обеденным столом с ноутбуком и стала общаться с друзьями в социальных сетях и по скайпу. А Софийка надела свои детские, в виде розовых мышек с черными бусинками вместо глаз, наушники и начала в сто первый раз смотреть свой любимый кинофильм. Словом, дружная и любвеобильная семья сразу превратилась в обитателей какого-то таинственного безмолвного пространства, где каждый проживает время в своем замкнутом мире.

Герман объяснял это вынужденное безмолвие данью работе, увлечениям и интересам и считал, что от общения надо тоже иногда отдыхать, чтобы не надоесть друг другу.

Потом была вечерняя молитва, укладывание дочки в кроватку и ее последний на этот день вопрос.

— Папочка, – спросила полусонная девочка, – а что можно купить на пять миллионов?

Герман сразу и не ответил, подумал, сказал что-то про несколько иномарок. Поцеловал дочку и пошел в спальню.

По пути он еще раз повернул ключ, безшумно выдвинул верхний ящик комода и, он хорошо это помнит, посмотрел на белый конверт с заработком.

…Теперь вот на его месте было пусто. Не могли же его украсть. К ним никто не приходил. Перед компьютерно-телевизионным сеансом дверь он запирал сам, ночью тоже никто не мог побывать у них в доме. На окнах были надежные решетки, а дверь, что называется, бронирована.

«Мистика какая-то», – пронеслось в голове. И тут он подумал о жене. Может, Марина переложила деньги? Хотя зачем? Не понимаю…

За этими размышлениями и застала своего мужа Марина, когда вышла из спальни в красивом ситцевом халатике, поправляя на ходу волосы и торопясь приготовить завтрак пораньше, как договорились, чтобы муж успел перед работой зайти в банк.

Он подозвал жену к себе. По взъерошенно-озабоченному виду Германа она поняла: что-то случилось. Не задавая ненужных вопросов, села рядом с мужем на стул.

— Марин, ты деньги перекладывала? – выдавил наконец Герман и посмотрел на нее взглядом, который красноречивее слов рассказал женскому сердцу о том, что случилось.

— Нет, ты же знаешь, что они всегда у нас в ящике лежат, зачем я их буду брать?

— Понимаешь, их там нет!

— Как нет? А ты сам-то не брал? Может, с вечера в куртку положил, чтобы не забыть? А уже полусонный был и не запомнил…

И начались поиски.

Карманы куртки, как и другой одежды, оказались пустыми.

Первым делом они досконально обследовали ящик, где вчера лежали деньги.

Вынули все, но безрезультатно. Затем так же осмотрели и два других. Герман даже принес фонарик и заглянул под комод, но и там ничего не было. Такому же пристальному осмотру подверглись все места, где могли оказаться деньги, которые на глазах у домашних укладывал в ящик глава семейства. Теперь они, словно запрограммированные механизмы, ходили по квартире и, бросая взгляды туда и сюда, думали, почему это могло произойти. У Германа защемило сердце, и он присел на край стула, чтобы перевести дух.

И тут Марина предложила помолиться Иоанну Воину. Она хорошо помнила, как однажды у ее подруги украли сумку в церкви, куда ходили и они почти каждую неделю. Молодая женщина пришла рано утром, чтобы исповедаться и причаститься. Левый придел был полон людьми, где седовласый священник совершал Таинство Исповеди. Людмила около часа ждала своей встречи со священником. Когда в очереди оставалось несколько человек, молодая женщина поставила свою недавно купленную новую сумку к правой стене притвора на пол, чтобы ничто не мешало ей исповедаться, и моментально о ней забыла.

Поисповедавшись и вскоре причастившись, Людмила, наконец вспомнив, подошла к месту, где оставила сумку с ключами от квартиры, кошельком и теми мелочами, которые обычно носят с собой молодые женщины, но ее там не оказалось. Расспросы молящихся рядом, церковнослужителей и нищих на паперти тоже ничего не дали. А одна пожилая работница собора, которая стояла у подсвечника с иконой Всем Святым, дала Людмиле рубль и сказала: «Купи свечку, поставь Иоанну Воину и помолись. Обращайся к нему как к живому, и сумка найдется».

Людмила нашла в храме небольшую иконку этого угодника Божия, поставила свою единственную свечку и долго молилась, чтобы святой помог найтись пропаже, без которой она даже не могла попасть домой.

На следующее утро, после разборок с мужем, смены замка и звонков знакомым с просьбой занять денег на жизнь, в дверь позвонили. Как оказалось, приехал благообразный старичок – сторож из храма, который привез ее сумку, подкинутую кем-то утром в собор. Он попросил, чтобы изумленная и счастливая Людмила проверила, все ли на месте, и тихо и незаметно удалился, оставив в коридоре запах церковного ладана.

Теперь и Зыряновы встали на молитву. Текста прошения они второпях не нашли. Поэтому, прочитав несколько вступительных молитв, своими словами попросили Иоанна Воина помочь в их деле и вернуть потерю.

Помолившись, они услышали какое-то движение в комнате дочери.

В это время их любимая Софийка быстро встала с постели, нашла ножками свои любимые домашние тапочки в виде мягких, пушистых ярко-желтых цыпляток и пошла тихими шажками к углу комнаты, где висела подаренная ей крестным небольшая иконка Спасителя. Она надела сиреневый платочек, сложила свои маленькие пальчики, как учила мама, и перекрестилась. На этот раз Софийка сделала все правильно. Не забыв, что надо дотронуться до середины лобика, потом животика, поднести три сложенных пальчика к плечу, с которого начиналась рука, и провести прямую линию к своему другому плечу. Она вспомнила слова молитвы и тихо повторила их три раза. Потом встала на коленки и, как делали тети в храме, наклонила голову до пола.

В тот момент, когда девочка коснулась лбом прохладной, выкрашенной коричневой краской широкой доски и прошептала слова какой-то странной молитвы о росте заветного дерева, в комнату вошли озабоченные родители.

— Понимаешь, дочь, – как-то необычно официально начал папа, — у нас пропали деньги. Ты не видела их?

Софийка молчала и загадочно улыбалась.

— Не волнуйся, папочка, скоро у нас будет пять миллионов, и мы сможем жить припеваючи!

Тут отец вспомнил вчерашний вопрос полусонной дочери о том, что можно приобрести на эту сумму, и подозрение прокралось в сердце Германа.

Он начал с вопроса:

— А почему ты решила, что будет именно пять, а не три и не семь миллионов?

— Это пока секрет, — загадочно ответила девочка.

— А когда они будут, эти самые твои пять миллионов? – спросил как можно мягче отец.

— Думаю, что уже есть, надо только корзинку найти, – загадочно ответила девочка.

Софийка явно чего-то недоговаривала и все время стремилась перевести разговор о деньгах на другое.

— Понимаешь, дочь, — непривычно серьезно сказал Герман, — это не просто деньги, это долг, который мне надо было отдать именно сегодня. А с завтрашнего дня он станет возрастать каждый день. Может, ты все же видела эти деньги в конверте? Ведь к нам вчера никто не приходил. А мы с мамой обшарили все уголки и укромные места, где они могли оказаться, хотя я точно помню, что положил их в ящик комода.

— Да, там они и лежали, – выпалила дочка и заметила пристальный взгляд мамы.

— Да ведь нас же дома не было, когда папа их туда положил, а потом ты на улице гуляла. Когда пришла и поужинала, села смотреть «Буратино». Откуда ты знаешь, что они там были? Расскажи поподробнее, пожалуйста.

Девочка поняла, что разоблачена, и две маленькие слезинки, как начало камнепада, выкатились из глаз ребенка, а за ними показались другие. И вот уже слезопад сделал Софийкины щечки розовыми, а она все терла их кулачками и приговаривала: «Мамочка, папочка, я же хотела как лучше». Через несколько минут девочка уткнулась мокрым раскрасневшимся лицом в мамин подол и разрыдалась.

Сквозь эти всхлипывания можно было разобрать лишь отдельные слова: «Поле чудес, яблоня, пять пакетиков» и наконец знакомое всем с детства «рекс-пекс-фекс».

С трудом удалось успокоить ребенка, чтобы добиться от нее вразумительного рассказа об этом чрезвычайном происшествии.

Вечер, когда произошло это событие, был похож на множество других, которые разделяли эту довольно дружную семью и делали каждого из них обитателями своего, отдельного, наполненного личными переживаниями мира.

Софийка в который уже раз смотрела свой любимый фильм «Буратино». Ей всегда нравилось желание деревянного мальчика помочь своему папе Карло и вырастить для него волшебное дерево, на котором вместо листьев будут золотые монеты. И в то же время возмущали вероломство и жестокий обман лисы Алисы и кота Базилио. Она вспомнила свою беседу с крестным, который усадил девочку на колени и серьезно, как взрослой, стал объяснять, что вера может горы передвигать. Надо только верить, молиться и слушаться старших.

Софийка верила, как могла, молилась, а вот с послушанием были проблемы, но она твердо решила, что теперь будет самой послушной девочкой из их садиковой группы, и уже третий день старалась ни в чем не перечить старшим.

Вот теперь, когда, казалось бы, она полностью соответствует требованиям, которые позволяют верой совершать чудеса, девочка решила, что пора браться за дело.

Она знала, в какое время легче всего незамеченной выйти из дома и совершить то, к чему призывало ее воображение.

— Как только папочка и мамочка наденут наушники, можно действовать, — решила маленькая экспериментаторша.

И вот, пока мама с папой находились в виртуальных мирах, девочка начала претворять в жизнь намеченный план. Тихо, крадучись она подошла к комоду и неслышно повернула ключик. Нашарила ручкой конверт с деньгами, положила его за пазуху, так же безшумно задвинула ящик на место и повернула ключик. Вернулась в свою комнату. Вынула цветные, пахнущие типографской краской пачки с деньгами. Разложила их на пять ровных кучек.

Здесь надо объяснить, что Софийка умела считать пока только до пяти. Поэтому она и решила, что вместо пяти золотых она посеет пять пачек денежек. Она по-хозяйски завернула каждую кучку в припасенный целлофановый пакет, взяла свою маленькую лопатку, леечку и прокралась в сад.

В центре их участка цвела рослая, ветвистая яблоня, которая в конце лета бывает усыпана прекрасными, сочными и вкусными сладкими плодами. Именно землю под этим деревом выбрала для осуществления своего замысла девочка. Она вынула из карманчика маленькую иконочку, перекрестилась и, как учил крестный, попросила помощи в своем благом начинании.

Девочка посмотрела вокруг. В саду было темно и немного жутковато. От этого быстро-быстро стало биться сердце. Но, превозмогая страх, Софийка продолжала свое дело. Она выкопала, как казалось, глубокую ямку, старательно уложила туда пакетики и засыпала их землей. А чтобы не потерять место, где закопала деньги, воткнула рядом подобранную неподалеку засохшую ветку.

Затем девочка наполнила из крана, на который надевали шланг для поливки, свою розовую леечку и старательно, как учил папа, равномерно полила свой посев.

Оставалось самое главное. И тут в ней стали бороться два чувства. Одно, приобретенное в православном храме, где она была, можно сказать, с рождения, постоянно причащалась и, как умела, молилась Богу. Оно выражалось в том, что только Бог управляет всем в этом мире. И другое — книжное, где герои, повторив заклинание, уверены, что их чаяния сбудутся, и о Боге даже не помышляют. Девочка решила соединить все вместе. Она трижды перекрестилась и прочитала «Отче наш» — молитву, которую выучили вместе с мамой. А потом проговорила непонятные и таинственные «Рекс, Пекс, Фекс», как в сказке делал Буратино.

После этого она незаметно вернулась в дом, умылась и легла в кровать.

Прежде чем заснуть, она вспомнила, что самым большим числом, которое знает, является миллион. Вот Софийка и решила, что утром соберет урожай из пяти миллионов рублей, которые и отдаст своим родителям для того, чтобы они не думали ни о каких долгах, а жили радостно и беззаботно.

… Соседи, прохожие могли наблюдать странную процессию, которая направилась от дома в угол сада к большой старой яблоне. Впереди, в резиновых, явно не по размеру, галошах, которые сваливались с ног после каждых нескольких шагов, шла заплаканная Софийка. Следом с лопатой наперевес в старых кирзовых сапогах шел взволнованный, озабоченный глава семейства. А за ними в ситцевом халате еле поспевала мама с корзиной в руках.

— Вот моя палочка! – закричала радостно Софийка. И после паузы продолжила плаксиво, готовая опять разрыдаться:

— А где же деревья с деньгами?

Папа, не обращая внимания на эти сантименты, рыл землю. Копок, другой — и лопата, задев за что-то, проскользнула в сторону. Показался пакет. Папа руками разгреб мягкую, липкую от ночного полива землю, и их взору предстало пять пакетов с деньгами…

Вскоре Герман оделся и убежал в банк. Марина отвела Софийку в детский садик и занялась своими обычными делами.

А вечером произошло еще одно знаменательное событие. Придя с работы, Герман взял стремянку и долго искал что-то на антресолях под потолком. Потом он достал две коробки и спустился вниз. Софийка и Марина с нескрываемым интересом следили за его действиями. Из одной коробки Герман с трепетом достал интересный прибор, который дочь никогда даже не видела. Он стал вытирать пыль с никелированного объектива, приговаривая: «Когда-то проектор называли «волшебным фонарем», и мы изучали жизнь по умным и добрым диафильмам. Мы всей семьей смотрели сказки, взрослые вместе по очереди читали титры, дети тут же, пока стоял кадр, задавали какие-то вопросы, рассматривали изображение. Это не теперешние мелькающие кадры, когда ни прочитать, ни рассмотреть ничего толком нельзя. Словом, с сегодняшнего дня будем все вместе диафильмы смотреть и их обсуждать».

Затем он достал из второй большой коробки пригоршню круглых металлических и пластмассовых баночек с крышечками и стал читать, что написано на каждой из них. Он отобрал несколько из них, и все сели ужинать.

После трапезы Герман прошелся по квартире, собрал три пары наушников: свои, большие, поменьше, с небольшим микрофоном — Маринины и маленькие, в виде мышек, Софийкины, уложил их в старую, видавшую виды коробку от фильмоскопа, поставил ее на антресоли и задвинул подальше.

Потом Марина взяла из шифоньера белую простынь, укрепила ее кнопками на стене, и семейство уселось на диван. На старенькой подставке из-под горшка для цветов, который до этого стоял в сараюшке, они вытерли пыль и установили проектор. Погас свет, и на экране возник первый кадр «Аленького цветочка». Текст диафильма читала своим красивым голосом мама, а папа объяснял дочке те или иные события с православной точки зрения. Всем было радостно и интересно. Казалось, что и бабушка с дедушкой, и их предки незримо присутствуют в этой согретой миром, ладом и добром комнате. И радуются важному приобретению семьи, которое стоит гораздо больше пяти миллионов рублей, так и не выросших после посева Софийки.

Михаил Щербак, главный редактор «Православной народной газеты»