Двадцать девятого августа в Самаре открывается православная выставка-ярмарка. Среди ее гостей — известный православный писатель Юрий Юрьевич ВОРОБЬЕВСКИЙ, который проведет серию творческих встреч с читателями. Одна из них будет посвящена новой книге об афонских старцах. Она является плодом пятнадцатилетних поездок на Святую Гору и называется «Незримые старцы». Фрагмент из нее предлагаем вашему вниманию.

Папа Краль

Такие глухие места, как Каруля, напрасно называют «Богом забытыми». Это не так. Безплодные камни Карули – плодоносящий виноградник Божий. Его плодородная духовная почва создавалась многовековыми молитвами отшельников.

Подплываем. Перед нами — огромная, почти отвесная скала. Она обращена к югу и большую часть года буквально раскалена солнцем. Кажется, «ласточкины гнезда» монашеских калив прилепились прямо к каменной вертикали. Вроде к ним и никакие козьи тропки не ведут! Да есть ли там хоть пядь, где мог бы стоять человек?! Когда мы взираем на высоты монашеского аскетизма с волнующейся поверхности житейского моря, думаем, что эти вершины абсолютно недоступны. Но с Божией помощью все возможно.

Снизу видно покосившееся деревянное устройство, закрепленное над пропастью. Похоже на самодельный подъемный кран. Так и есть. Отсюда к морю спускалась веревка, и проплывавшие рыбаки клали в корзину оливки, сухари, бобы. Такой способ снабжения отшельников и получил название “каруля”. Буквально это слово означает «катушка».

Поднятая наверх провизия дополнялась растущими здесь плодами опунции — кактусов. Шли в пищу и акриды. Это такие красноватые стручки. Если их тщательно разжевать, получится сладковатая масса. Акриды и в Палестине растут. На Афоне нам говорили, что ими питался Иоанн Креститель.

В общем, здесь веками питались «на всю катушку».

…Причаливаем к арсане. Откуда-то сверху некто в мирской одежде быстро сбегает навстречу, как будто он ждал и теперь встречает именно нас. Что-то напевает, посвистывает. Издали кажется стройным юношей. Вот только седая борода и длинные волосы, превратившиеся в настоящий войлок,  выдают его возраст. Он — из тех афонских отшельников, кто уже десятилетиями не расчесывает волос, кто даже в самую сильную жару не погружает свое тело в море. Но вот что странно: удивительной свежестью веет от такого аскета.

Перед нами – старец, о котором мы уже слышали. Схиархимандрит Стефан. Серб. Мы познакомились. «Георгий? — переспрашивает он. — Это хорошо. Святые мученики по молитве приходят на помощь раньше всех».

Карулиот запросто приглашает к себе. С пристани, если задрать голову, его келья видна, но самим ее найти было бы трудно. Монах раздвигает густые кусты. За ними — едва заметная каменистая тропинка. Крутая! Местами надо подтягиваться, держась за веревку. Наконец мы в его владениях.

Келья отца Стефана пристроена к пещере. Под ее каменными сводами — устроенный старцем накопитель дождевой воды. Это словно маленькое озерцо, а в нем – рыбки! У входа в пещеру старец десятилетиями и возводил стены. Здесь храм, небольшая гостиница для паломников, хозяйственные постройки.

Отшельник говорит быстро, на смеси русского и сербского, но понятно практически все.

«Сначала на Каруле я боялся бесов. Хотел уйти отсюда. А потом думаю: это мой дом, пусть они уходят. Креста они не выносят. Я как-то ночью смотрю: штук тридцать-сорок спускается по дороге. Глаза горят! Ничего, думаю, подойдите поближе. А потом — крестным знамением их. Они бегут, злобствуют, грозят. Кричат так: «Вы, монахи, хотите наши места занять!»»…

Вы поняли смысл этих воплей? Как ненавидят монашеский, ангельский чин отпавшие ангелы! Как завидуют, что праведники занимают их места у Престола Всевышнего!

Когда отец Стефан рассказывал о том, как подпускал бесов поближе, я так и представил его за пулеметом. Он ведь хлебнул войны. И сейчас на его вязаной шапочке — значок четников, сербских партизан-монархистов времен Второй мировой.

— Меня коммунисты расстреливали, — рассказывает он. — Когда вели, я взмолился Матери Божией: «Спаси меня! И я уйду монахом на Афон». Поставили к стенке и с нескольких метров двое — из автоматов. Никак попасть не могут. А меня словно толкнул кто-то. Я бросился бежать. Пули вокруг тела свистят, одежду прожигают. Так и ушел. Без единой царапины. После войны, в начале пятидесятых, отправился на Святую Гору. Пешком».

К тому времени, узнаем мы потом, он уже был в священном сане. В сербском монастыре Студеница владыка Николай (Велимирович), будущий святой, рукоположил его в диакона.

Сначала на Афоне отец Стефан поступил в сербский Хиландар. Потом подвизался вместе с русскими монахами в Карее, затем один — в Старом Руссике. И, наконец, поселился на Каруле. Здесь он застал великих русских старцев. И сам стал частью живой аскетической преемственности. Даже келья ему какая досталась! Подвизался в ней ученик старца Силуана отец Софроний (Сахаров). Здесь он, судя по всему, и свою знаменитую книгу начал писать.

Со временем новоиспеченный карулиот сблизился с отцом Никодимом, который, в свою очередь, получил благословение идти на Карулю и поступить в послушание к Феодосию Карульскому от старца Силуана.

На Святую Гору отец Никодим тоже пришел пешком. Прибыл с одной войны на другую. Воевал он в составе русского корпуса, входившего в состав французской армии. Возвращаться в Россию, оставшуюся без царя, не захотел. Пошел служить Царю Небесному. На Родине в то время пафосно говорили о порванных цепях самодержавия, а бывший унтер-офицер ухватился за цепи карульские, да так и не отпустил их до конца.

Кстати, отошел старец на руках отца Стефана. От него же получил последнее причастие. На Афоне считается, что харизма передается именно так. Папа Краль и главу отца Никона хранил.

Да, здесь этого схимника часто называют «папа Краль» — он как-то обмолвился, что принадлежит к сербскому королевскому роду. Как бы то ни было, но в переписке с наследником Сербского престола, внуком короля Александра I, отец Стефан (фамилия его – Милкович) состоял. Не знаю, насколько верна информация о его аристократическом происхождении, но на Каруле действительно нередко подвизались весьма родовитые насельники. Взять хотя бы отца Парфения, который принадлежал к дому Романовых.

На Афоне отец Стефан уже полвека. На Каруле, в одиночестве своей кельи, — сорок лет. О старце рассказывают разное.

Некоторые считают его прельщенным. Обращают свое строгое внимание на его быструю, как бы суетливую речь. Осуждают за стремительные, кажущиеся нервными, движения рук. Ставят ему в упрек привычку насвистывать, общительность. Действительно, все это не вяжется с классическим образом схимника. Кто-то рассказывал еще, будто бы папа Краль предлагал некоторым русским отречься от своей Церкви и перейти в послушание к нему… Не знаю. Мы ничего такого от него не слышали.

Есть и другое мнение о старце. О его подвиге юродства.  Говорят, он сознательно третирует показное благочестие и обрядоверие. И вообще всячески подчеркивает второстепенность всего внешнего и напускного. Рассказывали, как уже незадолго до своей смерти, в Сербии, старец «поучил» посохом одного вельможного епископа. Да, это было в его стиле.

…Отлучившись на минуту, отец Стефан вышел к нам уже в облачении. Рядом с наперсным крестом — что-то непонятное. Присмотрелись – таблетки аспирина на веревочке. Те самые лекарства, на которые надеется каждый из нас и которыми сам старец никогда не пользовался. Перехватив мой взгляд, он уже вполне серьезно сказал: «На самом деле тело надо лечить посохом, а душу — крестом».

Каков он перед Богом, одному Ему, Господу, и известно. Вообще же говорят, что отшельничать на Каруле может либо святой, либо сумасшедший…

Как бы то ни было, все здешние келиоты знают, что старцу являлась Сама Богородица. Дело было так. Однажды Лавра хотела выселить его. Дескать, занял участок карульской земли (точнее, скал), а денег не заплатил. Тогда Матерь Божия встала на пути изумленных полицейских. Обратила их в бегство.

Не нам судить о старце. Послушаем его дальше.

«Камни для стройки я снизу поднимал, от пристани. И мешки с цементом. И бревна весом в сто пятьдесят килограммов. По ночам таскал. Прохладно, луна светит, хорошо! Я сильный был. Не лечился никогда. Только недавно, после урагана, когда носил поваленные деревья, у меня заболело вдруг сердце. Голова горячая. Я говорю: «Слава Тебе, Господи!» И все прошло. И за болезнь, и за смерть – за все благодарить надо».

+++

Это теперь греки устроили на Каруле канатные дороги. Поднимают по ним тяжести — туда, куда и мулы не дойдут. А в конце 90-х, когда мы познакомились с отцом Стефаном, ничего такого здесь не было. Как он таскал все это по кручам?! Здесь есть места, где и без груза не каждый рискнет пройти.

Сербский схимник вспоминал, как однажды он карабкался по почти отвесному отрогу и едва не упал в пропасть: сорвавшийся сверху камень ударил его по руке. Рассказывал и о двух монахах, которые упали вниз, и тела их нашли на прибрежной скале только через неделю… Вообще камнепады здесь постоянны. Словно диавольский обстрел. Не так давно были сметены все старые цепи, теперь прибили новые.

Но – вернемся в 1997 год… Мы оказываемся в маленькой комнатке с видом на море. Она вся в иконах. Много фотографий. Их оставляют, присылают этому необычному монаху паломники, благодарные за духовную помощь, – из Сербии, Греции, Франции… Среди снимков – большинство детские. Наверно, есть здесь и девочка Деспина, о которой я узнал уже позже.

Итак, когда старец ремонтировал свою обветшавшую келью, один друг привозил ему стройматериалы. У этого друга была дочка лет пяти, Деспина. И вот, когда старец нуждался в помощи, он выходил к морю и громко просил: «Деспина, скажи папе, чтобы он ко мне приехал, он мне нужен!» И этот «телефон», соединяющий Афон с «большой землей», срабатывал! Девочка тут же бежала к отцу: «Папа, тебя отец Стефан зовет». Почему он не обращался непосредственно к другу? Может, ребенок по своей чистоте мог услышать духовный призыв лучше? И вот, когда друг приезжал, то спрашивал: «Отец Стефан, ты меня действительно звал?» И старец отвечал: «Да, я просил Деспину передать, что жду тебя».

А вот на снимке — сам отец Стефан. Что-то пишет, а рядом — голуби.

— Птички любят, когда я пишу, — говорит келиот.

— Ци-ци! Ци-ци! – по его зову тут же слетаются синички и безбоязненно садятся на руку. В кармане у него – вермишель. Ею старец и кормит своих пернатых друзей. Кажется, тот же продукт является основой и его рациона. Сухоядение! Нас же хозяин угощает чудным виноградом. Тяжелые грозди подвешены к потолку, и он наделяет каждого. Кажется, таких сладких и ароматных ягод я не ел никогда.

Осматриваемся. На полках — множество книг. Карульский старец известен своими апологетическими трудами. Он пишет их на греческом, английском, немецком языках… Один священник имел помысел подарить ему пишущую машинку, но вскоре получил от папы Краля ответ на незаданный вопрос: благодарю, дескать, за заботу, но машинка мне не нужна.

— Сейчас готовлю книгу о конце света, — говорит нам отец Стефан и отправляется приготовить неприхотливый обед. — У меня любят останавливаться. Я богатый.

Он ставит на огонь чайник, старый, закопченный, без ручки. И тут возникает сцена, о которой я читал потом у других паломников. Когда вода закипает, то отец Стефан берет чайник за бока обеими руками и начинает разливать в кружки (не совсем чистые). Вы поняли: раскаленный чайник! А старец, разлив чай, даже на пальцы себе не подул!

Папа Краль был не прочь посниматься. Разрешил он сделать фотоснимки и нам. Только с условием — чтобы видны были посаженные им цветы. Попутно сказал: «Землю сюда носил издали. Пять тысяч раз ходить пришлось!» Цветы его – бушевали красками. Вообще-то сербский схимник имел агрономическое образование, но думаю, секрет его цветника был не в профессиональных навыках.

Да, на каменистой почве когда-то языческого Афона монахи веками создавали тот молитвенный плодородный слой, на котором расцветают новые цветы. Такова агрономическая наука Богородичного Сада.

С каким смирением он исполнял наши просьбы! Как точно отвечал на вопросы! Вспоминается и острый взгляд его. Казалось, что про каждого из нас он знает. А разговаривает с нами, словно с милыми его сердцу детьми. Бывший с нами священник из Братска попросил старца уединиться с ним на несколько минут для духовной беседы. Мне показалось, что вышел он из монашеской кельи с изменившимся лицом. Я ничего не спросил. Тут — дело духовной интимности.

О том, что старцу открывается многое, говорили мне и в Пантелеимоновом монастыре. Монах Л. рассказывал, как его брат ходил к папе Кралю. Тот молча взял листок, нарисовал какой-то маршрут и написал: «120 км». Вскоре монаха увезли в Салоники на операцию.

…А нам пора подниматься выше. Мы ведь собрались на Гору. На прощание, чтобы сделать нам приятное, отец Стефан запел: «Ты, товарищ мой, не попомни зла…» Голос удивительно высокий, прозрачный. Закончив петь, он сказал: «Раньше у меня был хороший мужской голос, потом я его лишился, пою детским». Или — ангельским, добавил бы я. Старец ведь, как Ангел, почти лишился плоти.

Расставаясь, схимник подарил нам по иконке Божией Матери «Троеручица».

…Прошло несколько лет. Мы проплываем мимо Карули. А где же была келья нашего старого знакомого? Вот они, обгоревшие руины. Среди черных головешек и кусков бетона ярким красным пятном выделяются цветы. Да, несчастье постигло старца. За последнее время горел он дважды.

А вот и сам он на пристани. Боже мой! Даже на расстоянии заметно, как постарел и осунулся. Выглядит потерянным. Защемило сердце, ведь мы запомнили отца Стефана совсем другим.

Потом я читал воспоминания одного паломника о том, как старец после пожара два года жил в пещере. Как спал в ней в зимнее время, укрывшись ворохом тряпья. Старый монах среди обгорелых вещей. Неприглядная картина. Но ведь старца никогда и не волновало внешнее. Только своими цветами он дорожил. А они и не сгорели в пламени!

Но что же случилось?

Отец Стефан рассказывал, как случился пожар: пламя вышло из трещин скалы. Как это могло произойти? Да, здесь часты землетрясения, но ведь Афон не является действующим вулканом. Или тут мистика какая-то? Хронологически эти несчастья совпали с тем временем, когда Америка бомбила Сербию. Старец страдал, и его горячая молитва о родине взмывала вверх. Поднималась к Господу через то отверстие в здешней скале, которое называется «карульское ухо». Он плакал о тех, кто погибал в огне… Как будто часть этого смертоносного пламени он принял на себя! Сначала сгорели храм и келья, но старец не отступил и продолжил молитвенный подвиг в пещере. Тогда загорелись даже ее камни!

Схимник вообще по определению принимает огонь на себя. В судьбе сербского старца это проявилось явным образом. И если молодые сербы во время бомбежек носили майки с изображением мишени, то у отшельника эта мишень всегда при себе – облачение схимника.

…В последний раз я был на Каруле, когда на этом пепелище начал строить новую келью русский монах А. Все будет сделано заново, укрепляется даже высоченная, идущая от моря скала-фундамент, но цветы, которые так любил отец Стефан, цветы, выращенные на принесенной им земле, должны остаться.

Новый хозяин кельи говорит: «Сейчас покажу, откуда он рыбу ловил».

Подходим к краю скалы и видим нечто, напоминающее карулю.

— Отсюда леска опускалась на десятки метров вниз.

— Неужели с такой высоты можно что-то поймать?

— Еще как! У самых карульских скал — бездонная морская впадина, в которой полно рыбы. На Благовещенье он спускал со скалы в море сеточку и просил: «Божья Матерь, пошли мне рыбки». Тут же вытаскивал, и в сети всегда было праздничное «утешение».

Входим в развалины храма. Служил здесь старец ежедневно. Писатель Павле Рак рассказывал: «Я приносил ему имена, и потом через год или два он меня переспрашивал: «А как тот, а как этот?» Я уже забыл, кого я ему написал, а он все молился о них. Тысячу имен поминал ежедневно! И мне говорил: «Божественная литургия – это такое великое дело! Если бы я знал, что последняя литургия на земле будет отслужена в Южной Америке тогда-то, я бы сейчас же отправился туда пешком, чтобы присутствовать на ней. Потому что литургия – это все. Она держит мир».

Поднимаю лежащую на полу брошюру отца Стефана на греческом языке. Надо взять с собой, будет память о старце.

А вот и пещера, где раньше были два озерца. Теперь они почти пустые. Огонь расколол скалу, и вода ушла.

Нахлынули воспоминания.

— А знаешь историю со змеей? — спрашивает монах А.

— Это как отец Стефан разорвал ее?

— Да, — наш собеседник продолжает для моего спутника: — Заходит папа Краль в свою пещеру, видит: в полумраке какой-то шланг висит. Откуда он взялся? Хвать его рукой, а это змея. Моментальным движением геронта разорвал ее пополам! Да еще сказал: «Кто тебе разрешил приползать сюда?!»

Ни бесов, ни змей не боялся старец. Ничего смертоносного. Да и самой смерти. Поджидал ее спокойно. Вырыл себе могилу и поставил крест: «Схиархимандрит Стефан. 1922». Иногда, сидя на краю ямы и свесив ноги, он даже трапезу устраивал. Угощал одних паломников тем, что принесли ему другие.

Как-то он беседовал с гостями в пещере, и в это время туда вползла змея. Все перестали слушать. Увидев это, папа Краль ударил ее о землю, разорвал пополам и воскликнул: «Да что же вы за христиане такие!» Потом поклонился всем до земли. Удивительная сила была у него – и в руках, и в смиренной душе!

На прощание мы постояли у вырытой отцом Стефаном могилы. Поставленный им голубой крест сгорел. Рядом зияет пустая яма. Так и не упокоился папа Краль на Афоне. Умер он в Сербии, под Белградом, в монастыре Сланцы, который является подворьем Хиландара. Не знаю, был ли он зилотом, принадлежал ли к РПЦЗ, но упокоился он в лоне Сербской Православной Церкви. Это факт.

Произошло это в 2001 году, на праздник Введения Пресвятой Богородицы во Храм. И Та, Которой он молился столько лет, приняла его душу.

Юрий Воробьевский